В Гостином дворе прошла дискуссия о самовыражении переводчика
На третьем круглом столе Международного форума собрались переводчики с испанского, болгарского, русского, армянского, немецкого и греческого языков. Разговор вел литератор и антрополог Игорь Сид. Он напомнил, что переводоведение как научная дисциплина зародилось сравнительно недавно, а интерес к переводчику («Не к тексту, которому он посвящает свою жизнь, а к человеку») отнюдь не всеобщий.
— Литературный переводчик любит чужую культуру так же беззаветно, как свою. В этом смысле переводчик — образец homo culturalis, — заключил Сид.
Алехандро Ариэль Гонсалес, президент Аргентинского общества Достоевского и одна из ключевых фигур испаноязычной русистики, назвал профессию переводчика «самой смиренной» и рассказал, как работал над переложением «Котлована» А. Платонова:
— Где-то на середине текста я понял одно: в 40-е — 50-е годы перевод этой повести на испанский был попросту невозможен. Не было у нас такого литературного языка. Его создали Кортасар, Борхес, Гарсиа Маркес... Это их языком я перевел Платонова, изредка давая себе немного свободы. Переводчик не может претендовать на оригинальность, он должен знать литературную традицию, обращаться к ней и сознательно делать свою работу.
По мнению поэта и переводчика из Болгарии Нади Поповой, художественный перевод — это «переливание крови между литературами, между языками, между народами».
— Армянская письменность началась с переводов, — рассказала профессор Российско-Армянского университета литературовед Лилит Меликсетян. —
Переводили не только Священное писание, но и множество античных, сирийских, арабских текстов. Значимость этой работы была такова, что первых переводчиков причислили к лику святых. С тех пор у нас каждую осень отмечается День Святых Переводчиков. Мы, разумеется, не святые, но мы все еще переводчики, и слова для нас святы. Если их правильно подобрать и расставить в нужном порядке, возможно, в мире что-то изменится к лучшему.
Франциска Цверг из Германии посвятила свое выступление отношениям между переводчиком и текстом:
— Принято считать, что понимание текста определяется знанием языка и культуры, но в последнее время что-то будто бы сместилось, сошло с оси. Многие слова утратили привычный смысл. Понятие адекватности, например, давно стало неадекватным... В такой ситуации, наверное, стоит говорить не о простом переложении текста, а о необходимости «сопонимания» между переводчиком и литературным произведением. Рассматривать их связь как отношения двух влюбленных. Открываясь переводчику, давая ему свободу толкования, текст будто бы сам утверждает свой перевод.
Греческий писатель Константинос Михопулос согласен, что переводчик не может быть нейтрален по отношению к тексту: «Простейший пример — в мире по-разному переводят названия фильмов. „Вечное счастье безупречного ума“ в российском прокате превратилось в „Вечное сияние чистого разума“, а во Франции это и вовсе „Солнечный свет в голове“. Если простой заголовок способен менять траекторию зрительских ожиданий, что говорить о переводе целого текста?»
Филолог-русист Боли Кан, профессор Университета Шейха Анты Диона (Сенегал), рассказал, каково это, переводить с языков, не имеющих письменности: «В стране около двадцати языков, причем те, у которых есть алфавит, наименее популярны. Перевод с русского — сложная задача даже для опытных специалистов, а при отсутствии инструментов работа усложняется в разы».