Существует ли какой-то особенный петербургский стиль в литературе? На круглом столе в Государственном музее истории религии петербургские писатели высказывали разные мнения.
Вел круглый стол председатель Союза писателей Санкт-Петербурга Валерий Георгиевич Попов — его часто называют классиком «ленинградского текста», который, в свою очередь, считается выросшим из текста петербургского. Понятно, что говорить о петербургском стиле (далее — ПС) было невозможно вне понятий «петербургского мифа», «петербургского текста», «петербургской традиции», «национального культурного кода», «мифогенности города» -- ну и, конечно, без упоминания канонического труда В. Н. Топорова «Петербург и “Петербургский текст русской литературы“».
Искусствовед Полина Давыдова, советник директора РНБ, сразу задала культурологический регистр обсуждения. По ее убеждению, петербургский стиль родился из крепкой связи, взаимодействия писателей и критиков. Писатели часто становились властителями дум благодаря литературно-художественной критике: Пушкин пишет — Белинский сразу вводит (в общественное сознание)... Петербургская литература идеологична, консервативна, влиятельна – и в этом смысле она соответствует самому городу, где «спрессовывается культура веков», где речь всегда идет о попытке вписать нашу литературу в традицию античную или религиозную. Но именно в текстах самых охранительных писателей, по мнению П. Давыдовой, лежат взрывные идеи, ставшие основой социальных изменений в обществе (вспомним ФМД!). «Колыбель революции» – это же неспроста. Эта дуалистичность — отстаивание, с одной стороны, академической четкости формы, а с другой – взрывной потенциал литературных идей и составляет особенность ПС.
Арина Обух, молодой петербургский писатель, считает, что ПС — это прежде всего бренд. «Некоторые думают, что наполнить текст топонимикой и добавить сверху сфинкса – это и будет петербургский стиль. Нет, это будет телефонная книга. Петербург многолик, и у каждого он свой. Особенность петербургского стиля, что это все — единый текст, и писатель либо попадает в него, либо не попадает» .
Писатель Сергей Носов (который, по словам В. Г. Попова, «отмыл все памятники», т. е. написал книгу «Тайная жизнь петербургских памятников»), говорил о мифогенности Петербурга: петербургский текст — миф из той же области. Специфика этого мифа в том, что он часто сопряжён с какой-то специальной девиацией: «это город полусумасшедших» (ФМД).
Дальше с удовольствием и знанием дела поговорили о петербургских «безуминках», «сумасшедшинках» и «особинках», а также об исключительных амбициях героев русской классики, стремящихся переделать или спасти мир. И о том, что петербургская литература — зачастую сшибка философских тенденций, герои, например, ФМД часто говорят языком Шопенгауэра и Ницше, – стилевая же черта? И о том, что для того чтобы «просто жить», петербуржцу постоянно приходится раскалывать свою амбиции о скалы петербургского консерватизма. Разумеется, обсудили, что петербуржцы и москвичи сходят с ума по разному (петербуржцы, говорят, — более благородно). Ну и разумеется, не удержались от определения ПС как противопоставленного Москве (полуподпольное vs советское) — эту мысль красиво развивал поэт Дмитрий Легеза, с сожалением отметив, что эпоха Сапсанов размывает петербургско-московские различия.
По убеждению Романа Круглова (альманах «Молодой Петербург»), петербургский стиль — это признак эпохи, в которой Россия столкнулась с европейством в самой себе. Пушкин первый писатель, прошедший путь от вольтерьянца до православного мыслителя, первый писатель, показавший, в отличие от Гете и Байрона, что гениальность не всегда на стороне дьявола. Петербург — это город рождения сознательной русской литературы.
Писатель Даниэль Орлов убежден, что петербургского стиля сегодня нет. Порождение идей имперскости и столичности, ПС держался на энергии «созидательного поведения в отрицании»: внутренне протестуя против несправедливости, художник жил с расколотым сознанием — часть за, часть против, что, собственно, и определяло стиль. Но стиль как «структура и манера говорить» есть производное смысла («Риторика» Аристотеля) и вне смыслов не существует. Последними представителями ПС были, по его убеждению, Валерий Попов, Игорь Ефимов, Александр Житинский, Довлатов. Москва и Петербург сегодня, в отсутствие больших смыслов, стиль потеряли, зато в провинции можно уже увидеть какие-то новые стилевые черты. Орлов выразил надежду, что, вместе с большими смыслами вернется и стиль, возможно, появятся «новая скромность» и «новая страстность».
Но вот Валерий Георгиевич считает, что ПС таки существует. И есть даже памятник ему в СПб: «два атланта – один нормальный, босой, другой — в ботинке. Почему? Для меня это символ петербургской литературы, обутой всегда неправильно, но интересно». Петербуржцы выигрывают проигрывая, москвичи – проигрывают выигрывая, резюмировал Валерий Георгиевич с дивной интонацией совсем уже другого ПС — «петербургского снобизма», которому тоже повезло стать одной из тем этой замечательно веселой и умной дискуссии.