Виктор Федоров: «Растревожить читателя – высочайшая задача...»

Президент Российской государственной библиотеки встретился с учениками Всероссийской литературной мастерской.

Уже двенадцать лет в кабинете Виктора Васильевича Федорова живет Гомер. Вернее, бюст Гомера. «Я с ним не то что бы разговариваю, но...», улыбнулся Федоров – и заговорил о другом. За этим «но» – ощущение большой культуры и истории как хорошо освоенного рабочего пространства. Одному из главных библиотекарей страны, человеку, сделавшему так много для литературы, журналистики, книжного дела, несомненно есть о чем поговорить и с Гомером, и с Аристотелем, которого Федоров тоже считает одним из учителей жизни, и с другими «вечными спутниками». Уроженец маленького города в Псковской области, Федоров долго и ярко работал в журналистике, был директором издательства «Молодая гвардия» и много лет руководил легендарной Ленинкой — одной из пяти крупнейших библиотек мира. Кажется, он знает о книгах все — и не только как о единицах хранения.

Творческая встреча Федорова с учениками Всероссийской литературной мастерской прошла в формате некоторого деликатного, ненавязчивого наставления. Виктор Васильевич больше рассуждал, чем учительствовал, вспоминал, ставил вопросы. Он начал беседу с предъявления раритетов и факсимильных изданий — дебютных изданий классиков. Первая книга Чехова! Первая книга Бунина. Достоевского. Маяковского. Гумилева. Клюева. Иные — совсем тонкие брошюры, вида скромного, невзрачного, – можно ли было понять, какое блестящее имя, какая эпоха начинается за вот этой обложкой мышиного цвета? Можно ли по опусам сегодняшних семинаристов Мастерской, съехавшихся в Москву, предположить, станут ли их авторы силой и славой литературы – или же уйдут в ремесленники? В последнем, считает Виктор Васильевич, ничего дурного нет, - но все-таки...

– Всегда стоит этот вопрос... Одно дело, когда вы решили разбогатеть, уловили эти все литературные тренды и бойко в месяц по одной штуке выпускаете книги. Они расходятся, читатель покупает. Чем это хуже, чем работать таксистом или менеджером по продажам, в конце концов... Но перед настоящим художником всегда стоит проблема — потакать читателю или приподниматься... Андрей Тарковский однажды сказал: «Нельзя назвать реализмом искусство, которое рассказывает о человеке, описывая только его материальную форму». Так он говорил об искусстве, лишенном духовного содержания. Тарковского можно назвать хоть формалистом, но он, безусловно, настоящий художник. Этот вопрос – идти на поводу у публики или тянуть вверх — относится ко всем искусствам...

– Прав Гегель: главный урок истории в том что она ничему не учит. Возьмите конкретную человеческую жизнь. Человек так устроен, что должен эволюцию пройти сам. Человечество со времен Аристотеля стало лучше или нет? Подумайте, иногда это полезно даже после обеда... Нет, не стало. Но эта пессимистическая мысль должна вселять в вас гигантский оптимизм: у общества нужда в писателях будет вечно. Так устроен мир, что ему надо снова и снова открывать новые истины.

– В начале было слово. А что сейчас? Есть цифра. И не только в переносном смысле. Слово ушло в цифру. Отсюда пресловутые фейки, виртуальный мир, кажущаяся легкость смерти, когда ты имеешь 16 жизней и бесконечно воскресаешь. Изменился не просто носитель информации. Это, казалось бы, формальное изменение рождает действия, которые мы не можем прогнозировать. И если художник не будет понимать этой реальности, он будет не то что несовременен, – ему труднее будет говорить о состоянии общества, о боли, страданиях и радостях человека.

Говорили о специфике писательского дела, о гуманитарных вызовах времени – нынешнего и прошлого. Виктор Васильевич рассказывал о работе в журнале «Сельская молодежь», который, названию вопреки, был одним из центров литературно-общественной печати в советское время, с непредставимым сегодня тиражом в 1, 9 млн экземпляров, а подписаться на его приложение — книжную серию «Подвиг» (лучший мировой детектив и политический роман) считалось огромной удачей. Рассказывал и об общении с Виктором Астафьевым и Валентином Распутиным («человек необыкновенной скромности, краснел от комплиментов»). Зачитывал литературные пародии («А Мария все бежала и бежала от изменщика Евстигнея...»), вспоминал пронзительные стихи Андрея Вознесенского на смерть Шукшина (модернист и почвенник!), рассказывал о первых опытах самостоятельного издания книг в перестройку. И в этом тоже было наставление: текст, книга, литература — это не просто способ речи, но сама ткань жизни — ослепительно интересная, драматическая, наполненная людьми, событиями и исканиями. А художественные искания непредставимы без этических.

– Невозможно угадать, кто из вас станет большим писателем. Может быть двое-трое, или один. А может и быть и никто. Но это не так важно. А важно, помимо собственного дара и навыков ремесла, постоянно развивать в себе это чувство – вечный вопрос, что есть добро и что есть зло. Растревожить читателя — вот главная задача, высочайшая из писательских задач.