Концерт участников первой Межрегиональной литературной мастерской в Нижнем Новгороде прошел на реке.
Точнее, на любимом горожанами теплоходе «Линда». Было как-то неприлично красиво. Корабль в закатных красках плыл к слиянию Оки и Волги, ансамбль «Ска-Джази» играл, соответственно, джаз — популярные мелодии в собственной обработке (что тоже было вызывающе литературно, напоминая, например, «Черную болезнь» Нины Берберовой: джаз, блюз, прогулочный кораблик, черная вода, большие чувства). И это, конечно, правильно: самопредставление молодых литераторов и должно происходить в незабываемом антураже (но любопытно, как это позже отзовется в текстах семинаристов).
Ведущей вечера была поэт Ксения Савина – ведущая поэтического концерта Всероссийской литературной мастерской от АСПИ.
Сначала мастера читали свои стихи, отрывки из прозы и драмы, потом участники предъявили свои. Работы учеников составили выразительную подборку умонастроений, переживаний, стилей, размеров и даже региональных колоритов. Особой подражательности не замечено: все старались говорить собственным голосом.
О чем же пишут молодые поэты и прозаики? Как всегда, магистральные темы — о любви, бытии и смерти, – «остальное подробности», как говорил Мих. Кузмин. С современными прозаиками все более или менее очевидно: явное тяготение к экзистенциальному, магический реализм, утопические миры, абстрактные конструкции, игра с клише и шаблонами - видимо, реалистический период у большинства молодых прозаиков еще впереди.
Хотя встречается и жесткая, наотмашь, в духе Аготы Кристоф, проза:
«...бабушка играла даже когда ее укладывали в большую коробку и закапывали в землю. мы кричали, что все это неправильно, ведь это мы придумали игру и мы в силах ее прервать, что в коробке должны были лежать мы.
ветер зловеще свистел, земля с лопаты медленно начала покрывать коробку. родительские руки отвели нас в сторону машины.
она притворяется до сих пор. мы упустили то, что в каждой игре должен быть сигнал, который означает конец. мы обе забыли рассказать ей об этом» (Диана Акпарсова).
Поэты, оказалось, тоже вдохновляются прозой, причем довольно неожиданной. Вот замечательная, на наш взгляд, фантазия на тему Айн Рэнд (знала бы она!):
Ты песенка разбитого бокала.
Ты просто Кира, Кира Аргунова.
Тебе так мало надобно, так мало:
Весло и плот, свободу сна и слова.
Всегда и снова.
Ты марш разбитой в прах витражной крови,
Ты пустота на теле Петрограда.
Ты цепь, что тащит жизнь по грани ада,
Ты стыд и смерть прощального парада —
Ты так нежна, цела и так сурова,
Что, будь мужчиной, ты могла быть богом.
Призвание. Проклятие. Награда.
Ты песнь дворцов, и стен, и колоколен.
Ты — высшее; ты блеск на пьедестале.
Ты раскачаешь примус и поставишь
Пшено варить, капусту, и до боли
Закусывая губы, будешь штопать
Чужой чулок над свечкой, руки в сале,
И мыло — кислота; и исподлобья
По Петрограду бьют седые хлопья,
Зализывая язвы труб и стали.
(Дарина Стрельченко)
Пишут о творчестве – мучительном, разрушающем и созидающем одновременно:
раздаюсь люциферовым рыком
в гневе адском бесплодно ору
на того кто меня
безъязыким
повелел сотворить в миру
(Елизавета Зорова)
Есть среди поэтов и наследники лирико-романтической линии второй половины XX века:
ТАМАНЬ
Уже прочерчены дороги,
Пробиты наши колеи,
Космические недотроги –
Кометы – жгут хвосты свои,
Касаясь жарких звёзд по-лисьи;
Планетам – взмах исподтишка,
Следящим: мы не добрались ли
До шва судьбы воротника,
До тонкого вселенной горла,
Горнила, бьющего за край
Протуберанцев: речь замёрзла,
Звучи, звучи, не умирай!
Не повторяйся: жив Печорин,
Страницей канувший в ночи,
Когда разносится над морем:
Не умирай, звучи, звучи!
И в море, как частицы свыше,
Огни на рейде дышат, ждут,
Грохочет порт далёкий, слышишь,
И колеи туда ведут,
Дай только руку.
(Дмитрий Вилков)
Общее впечатление: замечательно пестрое многоголосие. Какие-то стихи звучат манерно, что-то отсылает к традиционной строфе и классическому образному ряду, какие-то строки выглядят нарочито простодушными или, напротив, нарочито «умственными». Но это все не так важно. А важно то, что отзвук таланта несомненно слышен в каждом голосе, в каждом выходе на сцену. И сам этот волжско-окский концерт с его сложными, путаными переплетениями прозы, стихов, драмы, с аплодисментами, джазом, пылкими признаниями, горячими благодарностями и обещаниями вне сомнений станет фактом каждой писательской биографии — уже даже и не сказать, что будущей: биографии настоящей.
Потому что уже случился весь этот джаз.